СЕРГЕЙ ЧЕФРАНОВ

Поколения XYZ, или социальный вандализм власти

​

Часть 1. Восстание детей

​

​

Я очень хорошо помню слезы одной женщины – простой работницы, жены и матери дочери-подростка. Это было в конце 80-х прошлого века. Мы работали вместе и в обед слушали по радио (да-да, по радио!) литературную передачу. То ли «В рабочий полдень», то ли еще что-то. И в тот день в передаче читали рассказ одной из наших писательниц об отношениях дочери и матери. О том, как они друг друга не понимают. Передача закончилась, и я увидел на глазах своей коллеги слезы. Спросил, что случилось, и она рассказала мне, что как раз накануне у нее произошла ссора с дочерью. Понятное дело, близятся 90-е, мечты подростков - «бумер», а лучшая профессия для девочки – валютная проститутка. Мать сказала дочери что-то о непристойном поведении, нормах морали, привела в пример свое поколение, мол, мы были «не такими». И в ответ услышала: «И чего вы добились, не такие!?». Вот откуда и слезы.

Итак, вопрос: «Чего вы добились, с вашей моралью, с вашей великой литературой и балетом, с вашими великими победами на целине, в тайге, во всех войнах? То, что те, кого вы победили, живут лучше вас?».

Этим вопросом каждое новое поколение не просто ставит в тупик родителей, оно выстраивает неприступную стену, о которую можно биться хоть головой, хоть кулаками – стена непробиваема.

Проблема усугубляется еще и ускорением технологического прогресса, меняющего не только быт, но саму суть социальной жизни человека, в том числе и отношения отцов и детей. Поясню: в стародавние времена смена технологий происходила на протяжении нескольких поколений. Прадед косил косой, дед косил косой, отец косил косой, и только при сыне придумали трактор. Поэтому передача профессиональных навыков, иначе – навыков выживания в обществе происходила довольно медленно, и это определяло зависимость младших от старших. А сегодня технологии меняются на протяжении одного поколения, завтра они будут меняться несколько раз за одно поколение. В такой ситуации прочные отношения между поколениями приходится строить на чем-то еще, кроме как на передаче собственных профессиональных и социальных навыков.

А что делает ребенок, не ощущающий зависимости от родителей? Правильно – он отправляется изучать и открывать мир самостоятельно. Родителей это тревожит, они пытаются вернуть чадо в лоно семьи, опутать его теми же веригами, которые носят сами всю жизнь.

Дети восстают и всячески демонстрируют свое отличие, свое несогласие, свою потребность чего-то иного. К счастью, часто они – лишенные предрассудков - делают это талантливо.

Тогда же, в 80-е прошлого века такая талантливая «оторванная» молодежь создала Ленинградский рок-клуб. Чуть позже рок зазвучал и в других городах. «Россияне», «Мифы», «Воскресение», «Машина времени», «Крематорий», «Аквариум», «Кино» … - всех не перечислишь, выражали то самое юношеское неприятие закостенелой советской действительности, которое современные РЭПеры повторяют в отношении современной им среды.

Помните: «Ты можешь ходить как запущенный сад…», «Но всех бунтарей ожидает тюрьма…», «Скованные одной цепью…» - чем не вызов комсомольской дисциплине.

«Я умру от цирроза, ты откроешь окно, но едва ли ты вспомнишь меня, когда повалит дым из трубы…» - разве это не о неразделенной любви, как и «Я пытался бежать от любви, я резал кожаные ремни, стянувшие самую грудь…».

Или «Какие нервные люди, быть беде. Я помню – было небо, я не помню где…», «Падает и тут же тает за окошком мокрый снег. Чувствую, как засыпает радость прежняя во мне…» - разве это не об одиночестве среди чуждых социальных страстей.

Этот экскурс в прошлое необходим перед тем, как заговорить о нынешних молодых, о состоянии их умов. Не так давно по стране прокатилась волна запретов концертов популярных молодежных исполнителей РЭПа, в котором наиболее остро отражается подростковое мировоззрение, любовь и ненависть. Я всегда настороженно отношусь к любым запретам, но тут решил посмотреть, а что именно запрещают. Обратился к «всемирной паутине» и на запрос про Хаски и Oxxxymiron Googl выдал мне что-то странное и страшное про то, что «хочу быть автоматом, нацеленным в лица…», что-то о том, как принести тротил на школьный бал и взорвать все и всех в качестве мести однокласснице….

Наверное, у этих ребят есть и другие песни, но Googl первым вываливает то, к чему чаще всего обращаются. Мне стало не по себе, и я понял, что сочинение подобных текстов – это что-то серьезнее, чем творческие эксперименты ущемленного подросткового сознания, это очевидные асоциальные наклонности. А их публичное воспроизведение – не что иное, как призыв к насилию, чего невозможно терпеть ни дома, ни в стране. Это был тот случай, когда я оказался на стороне полиции.

Рокеры 80-х при всем своем неприятии действительности оставались на позитивной волне, они все были в будущем, и им не надо было ничего разрушать, чтобы построить его для себя. «Мы ждем перемен…» Цоя стало гимном молодежи. Хотя мне ближе «Рок-н-ролл мертв, а мы еще нет…» Гребенщикова. С теми песнями можно было влюбляться и жить. Да и сами музыканты, пережив бурную молодость, пришли к совсем иным мелодиям, ритмам и текстам. Под песни нового времени можно только, как бы это грубо ни звучало, совокупляться и умирать.

Страшны не сами тексты. Страшно другое. Музыканты 80-х пели, как жили, и жили, как пели, работали в кочегарках, сторожами, дворниками. Заработанное тратили на инструменты. Сегодняшние «призывалы стать автоматом» приезжают на концерты на дорогих автомобилях, за ними стоят продюсеры и менеджеры. Они сами не понесут тротил на школьный бал, но если кто-то из их неуравновешенных слушателей сделает это, продюсер скажет: «Круто зашло! Давай еще что-то в этом духе».

Раньше с протестом молодежи боролись, сегодня молодежный протест эксплуатируют, а вместе с ним и саму молодежь, накачивая ее ненавистью ко всему миру, а значит – бесцельной. Разумеется, делают это вполне «взрослые дяди», понимающие последствия и планирующие их, как планируют свои финансовые потоки. Можно ли обвинять бизнесменов от попкультуры в этом. Наверное, можно. Но бесполезно. Не они виноваты в том, что страна превратилась в поляну для золотого бычка, который сжирает все живое, а что не сожрет, то вытаптывает.

Разумеется, мы имеем дело с последствиями внутренней политики власти, в которой образование, культура, досуг граждан проходят где-то в конце списка задач, а впереди – нажива, возведенная в тщеславие, узкого круга лиц, которых сегодня, как злого и всесильного персонажа популярных детских книг, нельзя даже называть. Имена которых мы узнаем только тогда, когда до них дотягивается чья-то карающая рука. Эта разрушительная политика намного хуже, чем снос памятникам нашим воинам-освободителям где-то в Европе. Памятник можно поставить новый, уничтожая поколение – уничтожают скульптора.

Наверное, мы действительно дошли до края пропасти, если даже БГ не удержался, вынырнул из нирваны и спел нам: «Время нае…».

 

Часть 2. Слушая время

​

Чтобы понять время, нужно его слушать. Много негодуют по поводу словесных ляпов, глупостей и хамства чиновников. А вот давайте проанализируем привычное и вроде бы безобидное выражение «Военно-патриотическое воспитание».

Это очень, очень странное словосочетание. Странность вот в чем: слово «патриотическое» означает такое отношение к стране, где родился или волей судьбы живешь, которое направлено на развитие этой страны, на то, чтобы сделать ее благополучной и процветающей. А вот слово «военное» – предполагает развитие узких навыков, необходимых в исключительной ситуации, когда этой стране что-то физически угрожает. Вероятность такой ситуации – довольно небольшая, особенно в 21 веке. Поэтому слово «патриотический» включает и полностью поглощает слово «военный», как слова «история страны» включают и поглощают «военную историю страны». В упомянутом сочетании слово «военный» – второстепенное, не нужное, определяющее отживающие навыки, его можно вообще не употреблять. Современные внешние угрозы – это не танки и даже не ракеты. Это экономическая и идеологическая зависимость, для избавления от которой начальная военная подготовка совсем не нужна.

Но в прессе и государственных программах слово «военное» стоит на первом месте. Понятно, что так повелось со старых пор, когда и война была реальностью, и к словам особенно «не придирались». Просто так легче было говорить, «патриотическо-военное» как-то не звучит. Но вот то, что эта привычка к устаревшей смысловой связке до сих пор чувствует себя вольготно в чиновничьем жаргоне, наводит на размышления:что важнее для авторов доктрины «военно-патриотического» воспитания – война или благополучие и процветание страны? Что для них является приоритетом?

Специально для авторов «закона об оскорблении…» должен пояснить, что слово жаргон – не оскорбительное, а вполне себе научное - означает речь какой-либо социально или профессионально замкнутой группы лиц, отличающуюся от общеупотребительного языка большим количеством слов и выражений (в том числе искусственных, иногда условных), свойственных только данной группе (Толковый словарь Ефремовой)

Очевидно, что упор на военное воспитание в 21 веке означает учиться бить по айфону прикладом. Никто из тех, кто пользуется айфонами и прочими благами 21 века, включая сохраненные ценности прошлого, не станет этому учиться. Попытка заставить это делать, а тем более попытка сделать людей отличниками в этой школе приведет к тому, что ученики просто взмахнут крыльями и улетят, а у кого не будет крыльев – достанут из кармана кукиш и хлопнут дверью. Есть такие дома, в которых от хлопанья дверями рушатся стены.

И не всегда речь идет только о подростках. Вполне себе взрослые интеллигентные люди тоже склонны к тому, чтобы зарыться в своей норке и накрыться хвостом, как сурки при наступлении холодов. Впрочем, при этом они сначала – совсем как подростки – хорохорятся.

Пример – песня группы «Ленинград» «В Питере – пить», как и все творчество Шнура – веселая, разбойная, полная грубоватого шарма. Российская, особенно Петербургская интеллигенция превратила песню чуть ли не в гимн, напечатала на футболках, превратила в «мем», слоган, девиз, повод для гордости.

А на самом деле эта популярность – протест. Интеллигенция говорит: «Вы отдаете наши музеи церкви, вы заставляете нас петь михалковский гимн, вы заставляете нас стоять и ждать, пока проедет кортеж… А мы повернемся к вам сутулой спиной и пойдем в подвальчик. В Питере – пить». К кому обращен это вызов? Разумеется, к власти.

Именно этот протест против обезличивания – и в любви к «блатным» циклам Высоцкого и Розенбаума, к гениальному «Я увидел окурочек с красной помадой и рванулся из строя к нему» Алешковского. Интеллигенция прячется, пытается раствориться в первобытной мощи народного голоса и текстов, в которых много чувства, много силы, много правды. Того, чего чурается и к чему не способна официальная культура.

Вот так происходит разделение общества на группы, на поколения. А как наладить диалог старших – спрятавшихся в норку,  и младших – готовых к самоубийственному безрассудству? И как наладить диалог власти и граждан?

Среди моих любимых афоризмов об образовании есть два особенных. Первый – «Образование заключается в ответе на вопросы». Как показывает практика, и каждый может подтвердить это собственным опытом, информация, полученная в ответ на личный запрос, запоминается навсегда. А то, что вдалбливается, зубрится, что заучивается ради отметок – забывается моментально, стоит попрощаться со школой.

Применяя этот принцип к воспитанию патриотов (не солдат), следует поместить воспитуемых на почву, из которой произрастают вопросы. Это – история без купюр, это – дебаты политических лидеров о проблемах страны, это – независимые журналистские расследования без оглядки на фемиду.

Второй афоризм принадлежит перу наших соотечественников и современников – братьям Стругацким: «…волчица говорит своим волчатам: «Кусайте, как я», и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: «Удирайте, как я», и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: «Думай, как я», а это уже – преступление…»

Для старшего поколения, для родителей, для учителей, и тем более для власти кажется страшным и невозможным понять, признать это свое преступление, и перестать его совершать ежедневно и ежечасно. Хотя это не значит, что нужно полностью отказаться от ценности своего пройденного пути, своих мыслей и своего «думания». Это всего лишь означает, что на действительно плодородной почве, а не на выхолощенном поколениями пропагандистов солончаке, могут произрасти такие вопросы, на которые заготовленные ответы могут оказаться неполными, то есть – неубедительными. И надо понимать, что прогресс человечества в целом и каждого человека в отдельности возможен только при наращивании интеллектуального и профессионального багажа. Мы ведь не волки, для которых важнее длина клыков.

​

Часть 3. В одной лодке

​

Итак, мы не волки. Но пока все складывается таким образом, что противоречия накапливаются, вместо поиска истины происходит обмен упреками, часто разговор об отвлеченном искусстве перерастает в пошлую драку. Противостояние и насилие в любой форме не сходит с новостных лент, и чаще всего генератором таких новостей является власть. Люди, как звезды во Вселенной, разлетаются в стороны, иногда, к счастью образуя созвездия. Некоторые из таких «созвездий» или «туманностей» даже называются как-то астрономически: X, Y, Z. Как координаты в пространстве.

Конкретным поводом для всего этого текста послужила полемика в facebook вокруг статьи «Поколение на горошине» из журнала «Maxim» о «поколении снежинок» - людях, рожденных в 90-х. Мол, такое это особенное поколение, чувствительное, обидчивое, чуть что, сразу «тают», отсюда и «снежинки». При это «считают человеческую историю грязной чередой убийств, истязаний и прочих мерзостей, от которых надлежит полностью откреститься, в том числе с осторожностью относясь к любым текстам и правилам из проклятого прошлого — например, ко всей мировой литературе, но убеждены в собственной уникальности и высоко себя ценят».

Приведу одно из мнений в сети: «Я вырастила дочь, рождённую в 92 году и постоянно в течение длительного времени работаю на работе с этим поколением, бок о бок, целый рабочий день. Хочу сказать, что автор прав 100% и очень доходчиво для всех нас объяснил суть этого поколения. Да они и сами это не отрицают. Может быть, в провинции другая картина, но в городах - увы, даже не только в Москве и Питере».

То, что это явление наблюдается на Западе, у нас в Москве, Петербурге, и, наверное, в других крупных городах, подтверждает мой тезис – как раз и породивший дискуссию в сети, что речь идет не обо всем поколении, а всего лишь о его части, скорее всего, меньшей. Но это не отменяет разговора и не закрывает тему. Любая обособленность, даже если речь идет об одном человеке, имеет право на то, чтобы быть услышанной, увиденной, понятой.

Вероятно, «снежинки» отличаются достатком (не обязательно для России), образованием и интегрированностью в информационную среду на уровне выше среднего по стране. Следовательно, эти сравнительно молодые люди имеют высокую самооценку (снова выше средней по стране).

Но окружающая среда, в том числе чиновная номенклатура, относится к ним также, как ко всему остальному «глубинному народу» (тут надо перечитать статью В. Суркова), то есть грубо, наплевательски, по-хамски, в лучшем случае - военно-патриотически. Отсюда неудовлетворенность, ощущение отрыва от реальности, что приводит к замкнутости или другой крайности – эпатажу – в зависимости от психотипа и темперамента человека. Воспитанные на «экспериментальном» искусстве переломных годов, рекламе, правительственных опытах с образованием, политкорректностью и одновременно агрессивностью властей к инакомыслящим, опутанные сетями отношений, в которых не отличить виртуальные от реальных – они и не могут вести себя иначе.

Как и все люди, они ищут себе подобных, кучкуются, образуют сообщества (первым делом в интернете). У них появляется слэнг, свои герои, легенды. В силу своего столичного положения у них есть способность и возможность написать и опубликовать статью в журнале, что вызывает информационный всплеск, начинается сотворение мифа (чуть не написал «мира», что было бы, наверное, правильнее).

Параллельно в том же поколении в тех же условиях могут появляться другие группы – более лояльные к внешней среде, или существенно менее лояльные. Если все эти группы или какие-то из них в своем социальном развитии добираются до осознания себя участниками политического процесса, то первым своим противником, целью номер один они признают то общественное устройство, из-за которого они и чувствуют себя «особенными», из-за которого идут в добровольную изоляцию. Добившись успеха в противостоянии с ним, «снежинки» и остальные начинают конкурировать друг с другом и распространять свое влияние. Везде, в том числе во власти оказываются люди с оригинальным мышлением. Это нормальный социальный и культурный процесс, который, в общем-то, и должен превращаться в политический, приводящий к модернизации всего общества.

Аналогичные процессы происходили и в прошлом. Вспомним молодых дворян, возвратившихся в Россию из Европы после победы в войне 1812 года. Они ведь окунулись в европейскую, особенно, французскую жизнь, в которой всего два десятилетия назад казнили короля, и вообще все бурлило и трещало – начиная с дворцов и заканчивая театрами. Юрий Лотман в книге «Сотворение Карамзина» замечательно сказал о театральности политики и политизации театра в особые моменты истории: «Начало революции сопровождалось массовым развитием ораторского искусства… Революцию умов сделали ораторы». Кого-то из российских дворян новые впечатления привели на Сенатскую площадь, кто-то, как Онегин, подхватил модную английскую болезнь «сплин», позже появился лермонтовский «Герой нашего времени», имевший массу реинкарнаций в сочинениях советских школьников. О других сказал Михаил Игнатьев в книге «Русский Альбом»: «Тогда юному прапорщику придворного экипажа, единственному сыну коменданта маленькой крепости на польской границе, было семнадцать. Он принадлежал к тому поколению молодых офицеров, что вернулись из Европы в унылую российскую провинцию с мечтами о Париже, разговорами о свободе, к поколению, возглавившему декабрьское восстание 1825 года. Многие из его товарищей по кафе, бильярдным, офицерскому собранию и плацу сделались бунтовщиками, однако сам он остался верен данному матушке обещанию «быть благоразумным». А разве мало на первых ступеньках власти благоразумных представителей того поколения 90-х, о котором мы говорим. Чтобы ощутить опасность и горечь ситуации надо продолжить цитату из М. Игнатьева: «Тем грозным декабрьским утром молодой царь хмуро смотрел из окна своих апартаментов в Зимнем, поджидая верные войска, чтобы послать их на подавление охватившего казармы гвардейских полков бунта. Первым подразделением, прибывшим в его распоряжение, была рота капитана Павла Игнатьева». Добавим – проявившего благоразумие.

Удивительно, что частью историков, например, С. Ф. Платоновым, восстание 1825 года характеризовалось так: «происшедший уличный беспорядок не был серьезным бунтом».

Не правда ли, есть что-то общее в атмосфере начала 19 и начала 21 века? Новое открытие Европы и всего мира, расцвет «ораторского искусства», только не на подмостках, а в интернете. Да и в начале 20 века было нечто похожее – одна желтая кофта Маяковского чего стоит! И его «ноктюрн на флейте водосточных труб»? Это и было то «экспериментальное» искусство, бальзам на лишенные кожи души тогдашних «снежинок», рецептами которого переполнены и наши глобальные подмостки - интернет.

А сколько лет было тем пассионариям? Никита Муравьев – автор декабристской конституции, писал ее девятнадцатилетним молодым человеком. По нашим меркам – только-только закончил школу.  В 1825 году ему исполнилось 30 лет, Сергею Муравьеву-Апостолу - 29 лет, Кондратию Рылееву - 30, Павлу Пестелю – 32. Пушкину в год восстания было 26 лет, а когда Лермонтов через тринадцать лет в 1838 году подводил итог общественному движению и писал «Печально я гляжу на наше поколенье…» ему было 23 года. «Особенному поколению», о котором мы говорим здесь – столько же!

Разумеется, правящая номенклатура всячески уклоняется от схватки с молодой порослью. Кого-то, как какую-нибудь «рыбку» просто покупают, кого-то выдергивают с корнями. Естественный принцип номенклатуры любого государства в этой ситуации – разделять и властвовать. Поэтому неизбежно навешивание ярлыков на целые группы и их отдельных представителей, троллинг и т. д. Номенклатура, в отличие от природной элиты, не консолидирует общество и не может быть элитой, перспективной с точки зрения общественных потребностей. Но, как говорил уже упомянутый Ю. Лотман «революция – эксцесс, прогресс – закон». Изменения неизбежны и любые формы противостояния общественных групп и государства являются ответом на вандализм власти в отношении их ценностей – старых и новых. Вандализм – это неспособность к диалогу.

Следующее за «снежинками» или «ботанами» поколение уже подрастает, и оно другое – зубастее и, вероятно, разборчивее. Понятно, ведь у них есть опыт «вертеровских» страданий предшественников. Они тоже создадут «свою вселенную», которая гармонично дополнит общую картину мира. Именно так – то, что сначала кажется огромным, позже становится частью просто большого. Вселенная в глазах любимой превращается в яичницу по утрам. Я бы назвал это поколение «Велосипедистами»: у них всех есть двухколесный друг. Велосипед, самокат, ролики – это вызов бронированным четырехколесным мастодонтам на выделенной полосе.

Так что, ничего удивительного никакое поколение и никакая социальная группа не представляет, все идет своим путем. Хорошо бы беречь всех несправедливо обиженных. Даже если эти «обиженные» собираются в стайки и огрызаются. Относительно тех, кто делит страну на «глубинный народ» и вождей, мы все - «снежинки», «ботаны», «велосипедисты», x, y, z и весь латинский алфавит – в одной лодке. И даже властная номенклатура, которая именно и делит – несчастна по-своему. Трава, которую она косит – вырастет снова. А газонокосилка заржавеет и ее придется менять.

Друзья мои! Толерантность – это не значит терпеть или не замечать. Толерантность означает интересоваться, разговаривать, задавать вопросы, получать ответы, задавать новые вопросы и получать новые ответы. «Родство по слову порождает слово. Родство по крови порождает кровь» - так правильно написал Городницкий, и нам ли, с нашей историей, не знать, насколько он прав?

 

16.04.19